На сцене Кремлевского дворца Андрис Лиепа показал русскую сказку
Жар-птица на века
Её называли «одной из трёх граций XX века». Этой балерине рукоплескал весь мир, и она стала таким же символом русского балета, как Анна Павлова и Вацлав Нижинский. Но способствовала она и рождению английского национального балета. Участница самых первых «Русских сезонов» Сергея Дягилева в Париже, она в последующие годы становится главной звездой и украшением дягилевской антрепризы «Русский балет». Вечер в Кремлевском дворце «Тамара Карсавина – Жар-птица на века» был показан Андрисом Лиепой в задуманном им популярном цикле программ «Автографы и имиджи», и, как и все, за что берется Андрис, был сделан со знаком качества.
«Грация XX века»
Свой автограф, который хранится в семье, оставила Карсавина отцу Андриса, тоже легендарному танцовщику — Марису Лиепе, когда он приезжал с Большим театром на гастроли в Лондон.
«На память об этой встрече она подписала отцу фотографию, на которой запечатлена с Вацлавом Нижинским в балете «Видение розы». Какое счастье, что эта карточка сохранилась» — говорит в начале вечера Андрис зрителям.
К сожалению этот легендарный и очень поэтичный балет дягилевской антрепризы, навеянный стихотворной строкой Теофиля Готье, на вечере показан не был. Зато в программу посвященного гениальной балерине «Тамара Карсавина – Жар-птица на века», входил балет Игоря Стравинского «Жар-птица», а во втором отделении программы состоялся театрализованный Гала-концерт, в котором звезды балета Большого, Мариинского и Михайловского театров танцевали номера, входившие в репертуар великой балерины.
«Как песню, слагаешь ты лёгкий танец —/ О славе он нам сказал, —/ На бледных щеках розовеет румянец,/ Темней и темней глаза./ И с каждой минутой всё больше пленных,/ Забывших свое бытиё,/ И клонится снова в звуках блаженных/ Гибкое тело твоё.» — обращалась в 1914 году Анна Ахматова к Тамаре Карсавиной в своих стихах, написанных к вечеру знаменитой на весь мир балерины, который проходил в артистическом кабаре «Бродячая собака». А под конец жизни описывала её танец на зеркале в либретто, к так до сих пор никем и не поставленному балету по «Поэме без героя» — вершинному в творчестве Ахматовой и до сих пор во многом не разгаданному стихотворному произведению.
«Меня подняли вместе с креслом, и, совершенно смущенная, я должна была благодарить за аплодисменты» — вспоминала Карсавина свое первое посещение «Бродячей собаки» — клуба петербургской богемы тех лет.
Посвящали этой балерине свои стихи такие поэты Серебряного века как Николай Гумилев, Михаил Кузмин, Георгий Иванов, Михаил Лозинский и другие. Стихи были изданы и объединены под одной обложкой с надписью: «Тамаре Платоновне Карсавиной «Бродячая собака» 26 марта 1914 г.». На обложке сборника была изображена корзина с цветами. А на ленте, её опоясывающей, красовалась надпись: «Букет». Поэтому в обиходе сборник так и называли «Букетом».
Михаил Кузмин, по свидетельству Ирины Одоевцевой, мог часами рассказывать о Карсавиной, «о партиях, которые она танцевала, о платьях, которые носила, о прическе, в которую укладывала волосы».
Балетоманы того времени даже разделились на две партии почитателей: Анны Павловой или Тамары Карсавиной. Но Кузмин «спорил всегда за её (Карсавиной П.Я.) приоритет над Павловой и говорил о ней почти восторженно» — вспоминала Ольга Гильдебрандт.
А Георгий Иванов через много лет в эмиграции, вспоминая далекую петербургскую юность, напишет: «Карсавина на сцене была «Ангел во плоти». Последний акт «Жизели» с ней превосходил все мыслимое по очарованию». И восклицал в стихах: «Я вижу со сцены – к партеру/ Сиянье… Жизель… облака…/ Отплытье на остров Цитеру,/ Где нас поджидает че-ка».
Её танец вдохновлял и художников: Бакста, Серова. Добужинского, Сомова. «Уланова хороша, слов нет, жаль не видел её в «Жизели», говорят она балетная Дузе, но, увы, у неё нет ни капли шарма – где же сравнить её с нашей прежней Таточкой!» — находясь в эмиграции на берегах Тенмзы ностальгически вздыхал Добужинский. Эта балерина вообще была воплощением идеалов предреволюционной эпохи.
Она очень любила Россию, но выйдя замуж за английского дипломата Генри Брюса, прожила свою жизнь в Англии, постоянно вспоминая свою семью, Театральную улицу, на которой училась, Мариинский театр, в котором танцевала. Об этом она написала свои мемуары «Театральная улица», много воспоминаний из которых прозвучали на вечере.
«Это она!»
Сестра Андриса Илзе Лиепа вела второе отделение, читая между номерами отрывки из этих мемуаров. В итоге такого симбиоза воспоминаний и танца, второе отделение по сути представляло очень интересную литературно-музыкально-танцевальную композицию, по подобию спектакля Илзы «Мой отец-Марис Лиепа», с которым она с успехом гастролирует по России. Дочь Мариса Лиепа закончив танцевальную карьеру, продолжает свои выступления уже как талантливая чтица и драматическая актриса (драматической актрисой является и мать Илзе и Андриса Маргарита Жигунова), и вечера, которые она создает, пользуются большой популярностью.
Илзе читает отрывки про детство Карсавиной, про то, как её отец, балетный артист Мариинского театра Платон Карсавин, в виду застенчивости дочери, был категорически против её поступления в балет, полагая, что с такой чертой в характере, она не сможет сделать карьеру в этой профессии.
Интересно что родной брат Тамары Платоновны — Лев, стал впоследствии известным философом, и вместе с другими был выслан по приказу Ленина в 1922 году на знаменитом «философском пароходе» из страны.
Но девочка, все равно выбирает танцевальное поприще и поступает в 1894 году в петербургское хореографическое училище.
Читает Илзе воспоминания Карсавиной про «первые шаги» на сцене Мариинского театра, и конечно, про выступления в дягилевской антрепризе, которая в 1909 году произвела эстетическую революцию на Западе:
«Я осознавала, что вокруг меня происходит нечто совершенно небывалое, нечто столь неслыханное, столь неожиданное и грандиозное, что становилось почти страшно. Я чувствовала себя ошеломленной, потрясенной. Обычный барьер между зрителями и артистами рухнул, Двери, ведущие за кулисы, со всеми своими хитрыми замками и строгими надписями, оказались бессильны. Во время антракта сцена заполнилась толпой зрителей, так что с трудом можно было шевельнуться. Мы с Нижинским были вынуждены чуть не пробивать себе путь локтями, чтобы выбраться из толпы и по обычаю прорепетировать туры и поддержки. Сотни глаз следили за нами, со всех сторон долетали восклицания: «Он — чудо!» — или благоговейный шепот: «Это она!» — передает Илзе интонациями своего голоса волнение в закулисье, которое охватило публику и артистов в исторический день первого выступления труппы Дягилева в парижском театре Шатле 19 мая 1909 года.
А на сцене после каждого такого отрывка выступают балетные артисты: премьер и прима Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко Иван Михалев и Анастасия Лименько открывают второе отделение и шикарно танцуют па-де-де из балета «Щелкунчик» Василия Вайнонена, приписанное в программке по ошибке Мариусу Петипа.
Петипа никогда этого балета не ставил, а написал только сценарий к нему: в этот момент умирает его дочь, и сам старый балетмейстер тяжело заболевает. Так что балет «Щелкунчик» вместо него ставит другой балетный классик, второй балетмейстер Мариинского театра Лев Иванов.
Большое место в Гала посвященном Карсавиной, естественно было отведено Андрисом, как режиссером вечера, балетам, во многих из которых Тамара Платоновна была первой исполнительницей: прима Большого театра Марианна Рыжкина, сотрудничающая сейчас с театром по контракту, казалась просто порхающей в воздухе девочкой-сильфидой, когда танцевала со своим сыном, первым солистом Большого театра Климом Ефимовым «Седьмой вальс» из балета Фокина «Шопениана». Поразили и казахские артисты из театра «Астана Опера» Анастасия Заклинская и Серим Накымспеков, когда с экспрессией танцевали Адажио Зобеиды и Золотого раба из легендарной фокинской «Шехеразады», в которой тоже когда-то потрясала публику своей грацией Карсавина.
Как и Рыжкина удивила своим мастерством и формой Нина Капцова, работающая сейчас в Большом театре педагогом-репетитором. Ей подстать был и Дезире в исполнении Семена Чудина, просто завороживший зал чистейшей техникой и отточенностью своих па.
Помимо Чудина, явно на пике формы сейчас находится и многолетний премьер Мариинского театров Владимир Шкляров – Альберт. А уж на его Жизель – Мей Нагахиса, публика просто не могла налюбоваться, таким утонченным и зыбким по линиям и таким лиричным и проникновенным по чувствам, был её танец в этот вечер. Такой поразительной Жизели я не видел давно!
На высоком исполнительском уровне были и выступления восходящей звезды Мариинского театра Марии Ильюшкиной и её партнера, француза Эвана Капитена в па-де-де из «Баядерки», а Анжелина Воронцова и Иван Васильев из Михайловского театра зажгли зал своим «Дон Кихотом».
«Я уже купил нотную бумагу»
Особое место в творчестве Тамары Карсавиной занимает балет «Жар-птица». Не зря свой спектакль Андрис Лиепа так и назвал «Тамара Карсавина – Жар-птица на века». Ведь если «Умирающий лебедь» созданный Фокиным на Анну Павлову, стал самой знаменитой эмблемой этой балерины, то Карсавина – это конечно Жар-птица!
Естественно, что именно с этого балета режиссер вечера Андрис Лиепа и начал спектакль, посвященный знаменитой балерине Серебряного века. «Жар-птицу» мы увидели в исполнении балетной труппы Музыкального театра имени Натальи Сац.
Этот балет стал первым дягилевским балетом на русскую тему и задумывался Сергеем Павловичем еще к тому самому первому, легендарному сезону в Париже в 1909 году. Музыка была заказана композитору Черепнину, но чем-то Дягилева не устроила. Однако балет был уже заявлен в Париже.
Из создавшегося положения антрепренер выкрутился ловко. Со свойственной ему находчивостью он объявил «Жар-птицей», знаменитое па-де-де Голубой птицы и принцессы Флорины из балета «Спящая красавица», тогда еще абсолютно неизвестного парижанам. Только птицей тут стала Флорина, а человеческий облик, наоборот, приняла Голубая птица, то есть Вацлав Нижинский, как раз и танцевавший эту партию. Соответствующие подмене роскошные костюмы в ориентальном стиле создал Леон Бакст.
Только год спустя в Париже показали настоящую «Жар-птицу». Хореографию сочинил к тому времени уже знаменитый русский балетный реформатор Михаил Фокин. А вот музыку к этому балету Дягилев заказал сразу двум композиторам: начинающему и никому тогда не известному Игорю Стравинскому и маститому Анатолию Лядову, старому дягилевскому учителю гармонии.
Однако сообразив, что любителей нового и авангардного парижан больше устроит передовая музыка Стравинского, рискнул взять в разработку именно его сочинение, тем более, что Лядов был известен своею медленной работой.
Фокин вспоминал в своих мемуарах рассказ Головина о том, как тот встретил Лядова в Петербурге и спросив у него, как продвигается давно ожидаемое сочинение «Жар-птицы» — получил буквально такой ответ: «Лядов сказал мне, что он уже купил нотную бумагу»…
Кстати, этот анекдот, часто ошибочно приводят как причину того, почему Дягилев и совершил подмену с па-де-де из «Спящей красавицы» на первом сезоне. Однако, как было установлено петербургским балетоведом Натальей Дунаевой, последовательность событий тут была совершенно другая.
Самый знаменитый балет на русскую тему
Балет «Жар-птица» стал таким образом первой балетной партитурой молодого Стравинского и прославила его имя, вызвав интерес на Западе ко всему русскому.
Либретто к этому балету создавалось тем же Фокиным по мотивам многочисленных русских народных сказок и не имеет какого-то единого источника.
Фокин так описывал в своих воспоминаниях «Против течения» свою работу с композитором:
«Я не ждал, когда композитор даст мне готовую музыку. Стравинский приходил ко мне с первыми набросками, с первоначальными мыслями. Он мне их играл. Я для него мимировал сцены. Стравинский играл. Я изображал царевича. Забором было мое пианино. Я лез через пианино, прыгал с него, бродил, испуганно оглядываясь, по моему кабинету… Стравинский следил за мною и вторил мне отрывками мелодии царевича на фоне таинственного трепета, изображающего сад злого царя Кощея. Потом я был царевной, брал боязливо из рук воображаемого царевича золотое яблоко. Потом я был злым Кощеем, его поганой свитой и т. д. и т. д. Все это находило самое живописное отражение в звуках рояля, несущихся из-под пальцев Стравинского, также увлеченного этой интересной работой.»
Тем не менее для танцовщиков и музыкантов того времени музыка Стравинского представляла большие сложности. «С первых тактов труппа была обескуражена отсутствием мелодии и непохожестью музыкальной основы на всё, с чем она имела дело в Мариинском театре. Кто-то прямо заявлял, что это не музыка. На оркестровых репетициях присутствовал Стравинский, который пытался пояснить партитуру, но хотя музыканты очень старались, они приходили от музыки в тупик не меньше, чем танцовщики» — свидетельствует помощник Дягилева Сергей Григорьев.
«На первых репетициях, — рассказывала Карсавина, — я думала, что мы не доведем балет до конца. В первой части балета музыка такая тихая, лирическая, что трудно было даже уловить мелодию».
Сказочные декорации и богато украшенные, расшитые золотом и жемчугом, костюмы к этому балету создал знаток русской старины художник Александр Головин. Костюм же Жар-птицы для Тамары Карсавиной придумывал Лев Бакст и на премьере 25 июня 1910 году в Парижской опере она предстала в фантастическом одеянии: на ней были восточные шаровары, длинные золотые косы, экзотичный и огромный головной убор в разноцветных роскошных перьях с нитями жемчуга. В какой момент вместо шаровар появилась огненно-алая пачка — загадка даже для специалистов. Но именно в такой ярко алой, будто огонь, пачке партия Жар-птицы танцуется до сих пор.
«Карсавина была на спектакле обворожительна, её трактовка роли и техническое исполнение совершенны. Прекрасные черные глаза, тонкие черты лица в обрамлении золотого убора с разноцветными перьями – все это делало её настоящей сказочной волшебницей. Ей старались подражать, но тщетно» — писала в своих воспоминаниях сестра Вацлава Бронислава Нижинская.
Спектакль был принят публикой с огромным восторгом и высоко оценен критикой. «Где найти такой танец, как в «Жар-птице», танец, в котором Карсавина избавляется от законов человеческой тяжести и превращается в фею?» — вопрошал Камиль Моклэр в «La Revue». «Стравинский написал партитуру чрезвычайно смелую по музыке. Я не знаю ничего подобного в хореографическом искусстве, и в нем, как мне кажется, она призвана отметить памятную дату» — восторгался Альфред Брюно в газете «Matin».
Роскошное зрелище
В России реконструкцию этого балета в 1993 году сделал Андрис Лиепа. Он представил свою премьеру на сцене Мариинского театра, где балет с успехом идет до сегодняшнего дня.
Этот балет, наряду с такими балетными шедеврами, как «Петрушка» и «Шахеразада», вошел и в снятый Андрисом фильм «Возвращение Жар-птицы», в котором знаменитый танцовщик создал незабываемую роль Ивана-царевича, станцевав в дуэте со своей прекрасной партнершей, потрясающей и обжигающей балериной Нино Ананиашвили- Жар-птицей.
В Москве сейчас этот балет входит в репертуар Детского музыкального театра имени Натальи Сац, с которым Андрис Лиепа активно сотрудничает. Но исполняется он редко. Поэтому особым удовольствием было увидеть этот сказочно-красивый балет снова.
Поистине, роскошное зрелище предстало в этот вечер на Кремлевской сцене. Декорации, созданные художником Анатолием Нежным на основе оригинальных эскизов Александра Головина, Льва Бакста и Михаила Фокина, поражали воображение. Артисты Музыкального театра имени Натальи Сац хорошо передали стиль этого культового балета Серебряного века, особенно отличившись в сцене «Поганого пляса» с участием билибошек, кикимор и прочей нечисти Кощеева царства. Выразительным и страшным в несколько измененном Андрисом костюме был и сам Кощей Бессмертный — Дмитрий Куглов. Пленительной — Краса Ненаглядная — Валентина Серова, выходившая замуж за царевича, после его победы над Кощеем с помощью волшебного пера Жар-птицы, на фоне апофеоза, яркого солнечного сияния и куполов русских церквей сказочного града, появляющегося на заднике.
Но особенный успех имели на спектакле недавно ставшая ещё и заслуженной артисткой — прима-балерина Михайловского театра Анжелина Воронцова, и красивый и фактурный артист Мариинского театра Антон Осетров.
Для Анжелины Воронцовой партия Жар-птицы на Кремлевской сцене стала дебютом и хорошо легла на индивидуальность темпераментной артистки. Жар-птица вышла у неё запоминающейся, порывистой, искрометной и яркой.
Антон Осетров вышел в роли Ивана-царевича тоже всего в третий раз. Андрис Лиепа увидел его первое исполнение в этой партии на Мариинской сцене четыре месяца назад и сразу решил сделать ставку на этого одаренного, очень перспективного и актерски выразительного артиста, пригласив его стать партнером примы Михайловского театра.
Партия Ивана-царевича, которую когда-то танцевали такие даровитые артисты как Михаил Фокин, Адольф Больм, не представляет особых технических трудностей, но требует большого актерского мастерства. Антон Осетров с его эффектной внешностью, талантливо показал себя как умный, искусный и точный артист, не только отлично выразивший разные психологические состояния царевича, но и превосходно воссоздавший сказочный образ и облик своего героя. На сцене мы видели действительно царевича из сказки, именно такого, каким был, когда танцевал эту партию, сам Андрис Лиепа.