Теона Контридзе раскрыла секрет своего шоу: платья весом 4 кг

«Музыкант должен быть одновременно и снобом, и панком!»

Накануне долгожданного московского концерта Теона Контридзе рассказала «МК» о том, как проходит лето, что она думает о джазе и музыке в целом и как готовится к встрече с публикой вечером 25 августа в «Зеленом театре» ВДНХ. Певица много лет работает на стыке джаза и эстрады, смешивая стили и направления, и бесконечно удивляет публику нестандартными подходами к классическому песенному материалу.

— Как у вас дела? Что нового вы для себя открыли этим летом?

— У меня дела прекрасно, я нахожусь в своем доме в Грузии вместе с семьей и друзьями, этим летом обнаружила, что мне хочется более статично проводить время, не летать ни в какие европы-азии-америки. Хочется больше времени проводить дома с близкими людьми. Грузия для меня – место силы, где я соединяюсь с моей «корневой системой» и мне в свои 46 хочется этого все больше.

— Что вас вдохновляет сейчас музыкально?

— В последнее время практически ничего… Я в этом смысле фаталист и считаю, что всё наикрутейшее в музыке случилось в 20-м веке и раньше. Последние два года слушаю исключительно бразильскую музыку. Очень красочную, ритмичную, богатую гармонически, мелодически, и у меня такое ощущение, что эта музыка лечит не только душу, но и тело. Как можно слушать самбу и заболеть альцгеймером? Мне кажется, это невозможно. Поэтому последний мой выбор – это самба, боссанова и пагоджи.

— Вы известны не только музыкальными, но и своими кулинарными заготовками. Возможно, есть что-то общее между кухней и джазом с его энергией микса, фьюжена, взаимопроникновения и соединения различных элементов?

— Я не люблю делать заготовки, я за свежую еду, за порыв, за сиюминутность. Для меня гастрономия и в целом кулинария — это полноценное хобби, способ самовыражения, поэтому — нет, никаких заготовок – только импровизация, только джаз. Между джазом и кухней именно это и общее, что все зависит от твоего импровизационного таланта. Помимо этого, нужно обязательно иметь школу, быть крутым поваром без школы невозможно. Но еще нужно иметь хороший вкус. Если у тебя нет хорошего вкуса, у тебя и джаз будет дерьмо, и кулинария.

— Какие песни планируете показать на московском концерте?

— В силу того, что мы не давали концертов больше года, я убеждена, что мы должны помимо новых песен спеть излюбленные хиты, потому что самое главное, что случится в этом концерте – это не демонстрация чего-то нового, это будет концерт–любовь. Мы с публикой очень сильно друг по другу соскучились, поэтому цель сейчас – обняться и вспомнить все самое лучшее, что было между нами, восстановить связь.

— Вас часто просят спеть «Тбилисо», какие еще грузинские песни вы исполняете на концертах?

— У меня много грузинских песен в программе, и я их комбинирую. «Арго» – то, что звучит постоянно, какое бы у меня ни было настроение: грустное, веселое, упадническое, усталое. Это моя песня флагман.

— Что вы больше всего любите в джазе?

— В джазе я люблю свободу, да вообще всё: и структуру, и энергетику джазовую, и джазовых музыкантов. Люблю атмосферу, которую создает эта музыка, пространство, в котором она исполняется. Люблю исторический контекст джаза. Это было историческое движение, люди спасались от сегрегации и расизма в андеграундных клубах. По моим наблюдениям, время больших суперзвезд ушло безвозвратно. Сейчас мало джазовых суперзвезд, но это не проблема только джаза, ровно то же самое происходит в поп-музыке, в моде — все это вторично и уже было. Сейчас время интерпретаторов, а не авторов, соцсети и в этом смысле оказали нам медвежью услугу.  

— Джаз уже классика, жанру 100 лет. Ощущаете себя классической дивой, которая может что-то такое, что молодым не под силу?

— Я не ощущаю себя только джазовой певицей. У меня есть элемент джаза в шоу, но это всего лишь элемент. Я не посвящаю себя целиком и полностью импровизационной музыке. У меня огромный стилистический калейдоскоп в программе. Отчасти не только мне, но и представителям моего творческого сословия дано много того, чего не дано молодым. Например, я обратила внимание, что молодое поколение абсолютно недооценивает повествовательный регистр в песне. Они не отталкиваются от текста. Текст теперь абсолютно обезличен. Они съедают гласные, согласные, стилизуют артикуляцию под английский язык, все как-то комкают, не отталкиваются от смысла и даже от музыкальной гармонии. Всё идет на упрощение. Наше поколение, конечно, более тонко относилось к поэзии в песне.

— И конечно джаз — это музыка любви, игривой юности, не так ли?

— Это стиль жизни в первую очередь. Джазовый музыкант должен быть одновременно и снобом, и панком. Он должен быть всегда открыт к каким-то коллаборациям, дуэтам, трио, совместному музыкальному брейнстормингу. Мой джаз — это джаз-панк, он очень свободный, он находится в теле и в сердце, а не в уме, что важно.

— Как вы поняли, что будете звучать именно так, а не иначе?

— Звучание – это как цвет глаз, и как только человек преобразовывает свой тембр в то, что ему не органично, это звучит, как лицемерие. У вокалистов появляется наигранность, нездоровая манерность, а я этого просто не выношу. У меня всегда был такой густой тембр. Стиль мы искали долго, что-то пробовали, что-то переделывали с костюмами… Но огромное влияние на меня оказал мюзикл «Метро», благодаря ему я поняла, чем хочу заниматься. Я хотела брать свинг и джазовые стили, как основу и параллельно туда добавлять стендап.

— Ваши концертные «блестящие» платья – отдельная легенда. Сколько их у вас разных цветов? Как вы выбираете, в каком цвете будет проходить концерт?

— Пока концертных костюмов у меня 13, выбираю я их по настроению и длине концерта. Потому что они все весят по-разному, есть платье, которое весит четыре килограмма. Если у нас большой сольный концерт, то я беру облегченные варианты, потому что в тяжелых можно просто сдохнуть, это как кольчуга. Платья выбираются по настроению и по их весу.

— Как вы ищите музыкантов для своего джаз-бэнда? Как он формировался?

— Коллектив формировался в 2002-м году. Когда мюзикл «Метро» закончился, я поняла, что нужно брать себя в руки и выходить в сольное творчество. Я уже отчаялась искать менеджеров, продюсеров, директоров, которые бы занимались моими продажами. И тогда я решила, что сама сделаю проект и сама же его двину. Я собрала группу не по музыкальному классу, а тех музыкантов, которых могла себе тогда позволить. И по мере прибавления концертного дохода я меняла музыкантов и в итоге дошла до потрясающего уровня. На данный момент со мной играет первый эшелон джазовых музыкантов страны.

— Вы пафосный человек? Необходим ли артисту хороший пафос или он не нужен?

— Я не пафосный человек, более того, эта фактура меня смешит и вдохновляет на разные комедийные скетчи. Пафос не может быть «хорошим», на мой взгляд, это явление свойственное глупцам, артист должен быть умным, тонким и очень эмпатичным человеком. Совершенно точно — пафос артисту не нужен.

— Насколько трудно быть полностью открытой с публикой, или иначе нет соединения?

— С публикой я полностью открыта, и на сцене задействованы разные мои стороны. Но у меня есть стороны только для близких людей, которые публика не видит. Только близкие знают некоторые типы Теоны.

— Как остаться собой, не поддаваться под внешние влияния?

— Невозможно такое, чтобы человек не был подвержен внешним влияниям. Человек – существо динамичное, в 20 лет он один, а в 40 уже другой. Я бесстрашно ныряю в жизнь и позволяю ей менять себя. Не меняются только глупцы и очень упертые инфантильные люди.

— Что самое важное в карьере артиста?  

— Самое важное в карьере артиста – быть счастливым в профессии, и чтобы она тебя достойно содержала. Вот и все.

 ***

Судя по всему, этого счастья Теона достигла. А публике остается только дождаться концерта и узнать, чем же будет наполнена долгожданная встреча с артисткой, и какими актуальными и добрыми шутками она раскрасит свои музыкальные шаржи.